Истории лучше камней (с)
Название: Сердце зимы
Автор: Санди для WTF Moomins 2020
Размер: миди, 4 580 слов
Пейринг/Персонажи: Снусмумрик, Туу-Тикки, Хемуль, Юнк, Саломея, зимние НЕХи
Категория: джен
Жанр: приключения
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: иногда зимой происходят опасные, невероятные и странные события
читать дальше– Забыл, – пробормотал Снусмумрик и зябко поежился.
В этом году осень спустилась на Муми-дол раньше времени. В день, когда в прошлом году еще пробивалось высокое и бледное солнце, в этом небо уже заволоклось обложными снеговыми тучами. В прошлые годы под облаками еще клубились птицы, выстраивая причудливые изменчивые фигуры, – в этом они уже давно улетели, прощально крича что-то о спешке и тревоге. Снусмумрик хотел найти свежий желтый кленовый листик, чтобы вспомнить пару недавно пришедших нот при виде его острых кончиков, – но под ногами громоздились кучи жухлых и сухих листьев, опавших еще две недели назад.
И хотя он всегда уходил из Муми-дола в одно и то же время, в этот раз понимал, что непозволительно засиделся у Муми-троллей в саду. Может быть, поэтому он забыл опустить письмо в дупло. Собственно, забыл не в первый раз, и к тому же все письма Снусмумрика были одинаковы: «С первым весенним днем я вернусь к тебе. Будем вместе строить запруду».
Этой весной они тоже строили запруду. Раньше это всегда была игра, веселая и увлекательная. Сейчас Снусмумрик задумался, а так ли уж нужно ее строить, эту запруду.
Видно было, что Муми-тролль какой-то задумчивый. Может быть, запруда превратилась у него в ритуал, в то, что он всегда делает весной со Снусмумриком? Или он вообще согласился ее строить, только чтобы доставить ему удовольствие? Муми-тролль любит доставлять своим друзьям удовольствие. Главное, не дать ему понять, что и удовольствия-то нет…
«Ой-ой, – подумал Снусмумрик. Говорить вслух было холодно: клубы пара вырывались изо рта, и вместе с ним выходило тепло Муми-дола. – Он такой чувствительный, этот тролль. Я даже не представляю, что он опять почувствует, не найдя моего письма!»
И хотя Снусмумрик сразу же выбросил Муми-тролля из головы, а ветер подгонял его резкими порывами, он остановился на первом же перекрестке, потоптался немного и направился обратно.
Смеркалось – темнело рано. В этом году темнело очень рано, будто тьма ожила и решила потребовать то, что отобрало у нее солнце весной.
Уже почти в кромешной тьме Снусмумрик вошел в сад. Ветер перебирал листья, скрюченные и темные; они шуршали, переползая с места на место. Муми-мама перед тем, как залечь в спячку, укрыла грудами листьев клумбы с розами, и в темноте эти холмики казались спящими чудовищами. Муми-дом притих, ссутулился под осенним холодом, но в саду мерцал огонек. Снусмумрик направился туда; свет горел в купальне.
Это была хорошенькая купальня, выстроенная в виде восьмиугольного домика, с простенькими витражами из красных и зеленых стекол в окнах. Как все, что делали Муми-тролли, она была прочной и надежной. У Снусмумрика мелькнула сумасшедшая мысль, что какое-то существо – из тех, что оживают лишь с холодами – зашло в эту купальню и собирается понырять в ночном ветре. Но он увидел всего лишь Туу-Тикки. Она, как обычно, что-то напевала под нос, хлопоча в купальне, и ее темный силуэт двигался в красных и зеленых светящихся многоугольничках освещенного окна.
Снусмумрик отвернулся.
Он хотел расставить палатку в саду, но раздумал и направился в дом.
Непривычная тишина навалилась на него, словно большой ком ваты. Она была сырой и мертвой, эта тишина, очень неприятной. Люстру под потолком укрывал белый чехол, мебель была накрыта покрывалами от пыли. Снусмумрик поежился, сбросил рюкзак и уселся за стол.
Зажег керосиновую лампу.
Он достал листок бумаги и задумался. «Строить запруду»? Что за чушь.
В это лето Муми-тролль был уже ростом почти с Муми-папу и выглядел непривычно серьезным. Он меньше веселился, орал и затевал развлечения, больше сидел под деревьями и о чем-то думал – конечно, если не надо было ничего делать. И делал он тоже куда больше, чем раньше. По правде говоря, раньше он в основном развлекался.
Внезапно в дверь постучали.
– Вот оно как, – сказала Туу-Тикки. – А я-то думала, что это опять Муми-тролли проснулись.
– Я вспомнил, что не написал очень важное письмо, – сказал Снусмумрик.
– А, понятно. Тогда пиши, – Туу-Тикки вышла из дому, и тотчас послышался ее удивленный вскрик. Снусмумрик оторвался от письма – хотя он не написал еще ни слова – и выглянул в окно.
Прямо перед ним торчала Морра. Ее круглые глаза ничего не выражали, а на лице оседал иней. Она сидела под окном, видимо, пытаясь получить хоть немного света, и закрывала обзор; Снусмумрик отпрянул, решив, что Туу-Тикки испугалась Морры, и снова сел за стол.
Потом он встал.
Вышел на кухню – там оставались хлебцы в накрытой корзинке, кольцо вяленой колбасы и немного варенья на донышке банки, нашел пачку чаю и поужинал. Все равно к пробуждению Муми-троллей вся еда бы зачерствела и припала пылью.
Надо было сосредоточиться на письме, но Снусмумрик вместо этого достал гармошку. Она согрелась, и застывшие в ней нотки сразу вылетели и зазвенели. Однако в мелодию они складываться почему-то тоже не спешили. «Не везет, – решил Снусмумрик. – Видно, все замерзло. Завтра отогреется…»
Утром он съел остатки вчерашней еды и выглянул во двор.
Белые мухи кружились в темном, сумеречном воздухе. Еще не рассвело, и стало ясно, что уже и не рассветет по-настоящему до самой весны. Снег, падая на землю и дорожки, таял, но на верхушках лиственных куч он держался белыми холмиками.
Туу-Тикки, неся в лапках ведро и удочку, кивнула ему.
– Вчера я кое-что нашла, – сказала она, поравнявшись со Снусмумриком. – Не знаю, к чему это. Оно не зимнее. К зимним существам лезть не стоит – они не хотят знакомиться, значит, и не надо. Но оно и не летнее.
Снусмумрик кивнул.
– Мое письмо, – сказал он. – Я его еще не написал.
– Может быть, – глубокомысленно отозвалась Туу-Тикки, – оно тоже не зимнее.
Она пошла в купальню, и в ведре у нее плескалась рыба.
Снусмумрик отложил карандаш и снова взял гармошку.
– Туу-Тикки, – вдруг окликнул он. – А что ты нашла?
Вдруг это музыка, мелькнуло у него в голове. Музыка – она тоже летняя, если разобраться. Или так: не летняя и не зимняя.
Держа в лапе гармошку, он пошел за Туу-Тикки. Однако в купальне никакой музыки не было.
Бутерброд, намазанный маслом, пролетел и лег на блюдечко, а блюдечко подплыло по воздуху к Снусмумрику. За ним подплыла чашка чаю.
– Это мои невидимые мышки-землеройки, – пояснила Туу-Тикки.
– Это разные животные, – заметил Снусмумрик. – Они мышки или землеройки? Ты у них не спрашивала? По-моему, это важно.
– Нет, – Туу-Тикки пожала плечами. – Если они не говорят, значит, не важно. У них тоже должны быть маленькие тайны.
Она подняла картонную шкатулку – из тех, что дарят девочкам на Рождество, разрисованную розочками – и показала ему.
– А вот это подкатилось мне к самым ногам.
Снусмумрик посмотрел.
– Что это? Камень?
– Нет. Там, внутри, что-то стучит. Я думаю, это сердце.
– Сердце зимы?
– Нет. Еще не зима. Еще осень.
– Это больше похоже на яйцо, – заметил Снусмумрик.
– Пожалуй, ты прав, – ответила Туу-Тикки. – Поэтому я решила его положить вот сюда, – она кивнула на шкаф. – Раньше там жил предок Муми-тролля, но Муми-тролль его выпустил. Теперь там будет жить яйцо. Посмотрим, что за птица из него вылупится.
Они устроили шкатулку в шкафу, закутав ее старыми купальными халатами Муми-троллей, а потом Туу-Тикки предложила перекусить свежим рыбным супом.
Часы показывали сначала вечер, а потом ночь – к ночи сумерки и впрямь стали непроглядными, и в этой тьме повалил снег. Сперва он, как и утром, не держался, но очень скоро белые хлопья приморозили землю, и к полуночи уже укрыли ее плотным белым одеялом. Наутро Снусмумрик обнаружил себя внутри сплошного сугроба.
«Не стоило мне возвращаться, – подумал он. – Теперь я отсюда не выберусь, а письмо так и не написал».
Но тут же он поймал себя на том, что впервые решил написать что-то важное не музыкой. Ради этого можно было рискнуть.
Туу-Тикки возилась в саду. Вокруг купальни уже выстроился целый ряд снежных зайцев, а рядом – небольшой снежный домик.
Снусмумрик нашел в сундуках Муми-троллей теплую одежду, выбрался из дому, с трудом открыв дверь, в леске за домом набрал хворосту – он пропитался снегом и поначалу не хотел разгораться, но в конце концов запыхтел, и веселое пламя начало наполнять дом теплом. Правда, очень медленно.
– Северный ветер, – озабоченно сказала Туу-Тикки, выглянув из купальни. – Он никогда не приходил так рано. И снега раньше в это время еще не было.
Она поставила свечу в снежный домик – оказалось, что это фонарь. Некоторое время фонарь озарял сад мягким таинственным светом. А потом пришла Морра и уселась на него, так что от фонаря остался один липкий снег кучкой.
Ветер дул и дул, становясь все свирепее и свирепее. Новый снег, пришедший вместе с ним, уже не был липким – он был мелким, сухим и колючим. В полумраке его вихри казались похожими на огромных летающих змей с оскаленными прозрачными пастями, готовых проглотить все живое. То были стаи Ледяных призраков – грозных хищников зимы. Туу-Тикки знала, что бывают зимние существа и побольше, не говоря уж о том, что они еще опаснее, но в Муми-дол эти другие почти никогда не являлись.
Сегодня Снусмумрик тоже не написал письмо. А ноты в его гармошке так испугались, что забились куда-то в ее глубь.
– Интересно, – сказал он, – а Ледяные призраки не могут как-то повредить Морре?
– Не знаю, – ответила Туу-Тикки. – Она, знаешь ли, не рассказывает, кто и чем может ей повредить.
Внезапно в завывания ветра и треск ветвей вплелся еще какой-то звук.
Кто-то трубил в рог.
Туу-Тикки слегка напряглась. На вершине холма что-то темнело, и это что-то ринулось с невероятной скоростью вниз, а за ним покатился небольшой шарик. Но это были не существа зимы, а всего лишь Хемуль на лыжах и в теплом лыжном костюме, сплошь облепленном снегом, и песик в комбинезоне, которого с трудом можно было опознать под снежными комьями.
– Привет, – отдуваясь, рявкнул Хемуль. – Го-го-го, вот и я! Как поживает прелестная фру Муми? Она была в моем сердце! Ах, какие горы, какие трассы там по уровню сложности! А по чистоте! Жаль, что она со мной не поехала!
– Чаю? – предложила Туу-Тикки.
Снусмумрик подумал, что она, должно быть, недолюбливает Хемуля. Но и не гонит – ведь он друг Муми-мамы.
– Не-не-не, никакого чаю! Вот он, – Хемуль указал на песика, – пусть остается. Юнк, – рыкнул он, – иди, пусть фру Туу-Тикки даст тебе горяченького! Моя подружка, Саломея, куда-то подевалась, – пояснил он. – Ее снесло ветром, когда я катался с ней на плече. Готовьтесь поить ее чаем, когда она найдется!
– Погодите, – сказала Туу-Тикки. – Вы что же, не видите Ледяных призраков?
– Го-го, конечно, вижу! Если бы не они, я бы сейчас тоже принялся за чай и кое-чего посытнее, жрать хочу – не могу! Но если я сейчас не найду мою подружку, – Хемуль вдруг прекратил посмеиваться, – они же ее съедят. Они тоже хотят жрать, а Саломея им на один зубок.
Юнк заскулил.
– Сидеть, я сказал, – добродушно буркнул Хемуль, оттолкнулся палкой и заскользил на лыжах дальше.
Туу-Тикки пригорюнилась, а невидимые летучие мышки-землеройки вынесли Юнку миску горячего рыбного супу.
Хемуль уносился на лыжах вдаль, подгоняемый ветром, и звук его рога летел вперед, почти не оставаясь в Муми-доле, но гармошка Снусмумрика так и не ожила. Ни одной нотки, ни одного звука не смог добыть из нее Снусмумрик, как будто музыка в нем умерла до весны.
На белом листке по-прежнему не появлялось ни строчки.
Внезапно послышался отчаянный лай песика Юнка. Он удалялся, словно песик куда-то бежал. Снусмумрик тоже вышел – и тоже побежал за Юнком, удивляясь самому себе, а за ними бежала Туу-Тикки, держа в лапах пучки хвороста и огниво.
Там, в холмах, был Хемуль.
За пазухой у него немного топорщилось, а сам он порывался идти вперед, к Муми-дому, но ему этого не давали. Стремительные Ледяные призраки вились вокруг него, то и дело пикируя сверху; Хемуль яростно отбивался лыжными палками, и даже пару раз сбил призраков на землю – они падали, рассыпаясь мелкими блестящими льдинками, но остальные продолжали атаку. Юнк бросился к нему на помощь, но безрезультатно – наоборот, один из призраков схватил его за шиворот и начал трепать.
– Стой, – задыхаясь, крикнула Туу-Тикки.
Она подожгла пучки хвороста, и один дала Снусмумрику. С полыхающим хворостом они ринулись на Ледяных призраков, крича и топая лапами.
Огонь был единственным, чего боялись существа из снега и льда. Ледяные призраки попятились.
– Бежим! – закричала Туу-Тикки. – Они сейчас вернутся.
Хемуль схватил Юнка, забросил его на плечо, и они понеслись к дому. Хемуль на лыжах двигался куда быстрее, чем Снусмумрик и Туу-Тикки, увязавшие в снегу, но факелы в лапах хранили их надежно.
От Ледяных призраков – да, но не от Морры. Ее громада, темная и мертвенная, надвинулась на них. Туу-Тикки бросила факел, и Снусмумрик тоже, – Морра, сразу потеряв к ним интерес, уселась на горящий хворост, и тот с шипением погас.
Стало тихо. И в этой тишине Снусмумрик услышал, как шелестит ветер – сухим ледяным шуршанием очень холодной поземки.
Хемуль расположился в доме Муми-троллей и болтал без умолку.
– Го-го, – разносился его смешок по комнатам. – Они дрыхнут, ну ты подумай! Я-то думал, фру Муми излечилась от этой глупости! Вот ведь у некоторых привычка лениться, подумать только! Из-за этого они вечно пропускают все самое интересное!
Хемуль ввалился в комнату, где сидел, мусоля карандаш, Снусмумрик, и хлопнул его ручищей по плечу.
– Я так думаю, главное – свежий воздух! Встать пораньше, и вперед, вверх, на просторы!
– Точно, – сказал Снусмумрик и опустил голову прямо на лист бумаги.
– Я думал, мы немного покатаемся, возьмем фру Муми и махнем в горы! Эх, какие же там трассы! А летом – взять снарягу и подняться на главный пик! Представляешь, подниматься вчетвером, оставить записку и вернуться героями! А она спит, надо же, – Хемуль покачал огромной головой. – И я бы, знаешь, поехал в горы и без нее. Но такая незадача – куда Саломее сейчас в горы? Она же простудилась, ну, эти мне хрупкие барышни – чихает и кашляет без передышки!
Снусмумрик вспомнил, что Хемуль сражался с Ледяными призраками именно из-за какой-то своей подружки, но он тогда так и не спросил, нашлась ли она, и даже не сразу вспомнил, что ее зовут Саломея.
– А что это ты пишешь? – Хемуль с любопытством сунулся мордочкой в бумагу.
На бумаге не было ни слова, ни единого слова.
– Письмо другу, – неохотно признался Снусмумрик.
– Э, никогда не писал писем, – Хемуль махнул лапой. – Да и дружба, она не в словах, а в делах.
«Ты просто никогда не дружил с чувствительными троллями», – подумал Снусмумрик.
За болтовней Хемуля было невозможно что-то написать, как и сочинить. Поэтому Снусмумрик выбрался из дома и поплелся гулять.
На нем была теплая парка, сапожки и шерстяные брюки, однако непривычный холод пробирал его до костей. Снусмумрик втянул лапы в рукава, надвинул капюшон на самый нос – ничего не помогало. Стоило ему провести несколько минут на ветру, как он весь продрог.
– Эй, смотри-ка! – воскликнула Туу-Тикки, завидев его. – Яйцо дало трещину!
Снусмумрик уже забыл про яйцо.
– Мне не удается написать песню, – угрюмо произнес он.
– Тебе удастся что-то другое, – нетерпеливо отозвалась Туу-Тикки. – Скоро зима, зимой рождаются совсем другие песни. Вот послушай, – и она засвистела что-то меланхолическое.
Яйцо, все еще лежавшее в коробке, действительно треснуло, но непохоже было, чтобы из него собирался вылезти птенец. Оно лежало тихо-тихо, и Туу-Тикки грустно заметила:
– Должно быть, птенец внутри умер, оттого оно и треснуло.
– Надо его похоронить, – предложил Снусмумрик. – Давай зароем его в снегу.
– Ты говоришь как Муми-тролль, – ответила Туу-Тикки. – Мои мышки думают, что его надо подержать здесь еще немного, может быть, птенец все-таки жив.
– Муми-тролль бы не поверил, что птенец умер, – не согласился Снусмумрик.
– Да ну? В то, что бельчонок с пушистым хвостиком умер от поцелуя Ледяной Девы, он почему-то поверил, – Туу-Тикки пожала плечами.
Снусмумрик подумал, что ни разу не видел, как кто-то умирает в присутствии Муми-тролля, и не знает, что бы тот сказал. Наверное, заплакал бы. Старый, прежний точно бы заплакал, но тот, которого он узнал только этим летом, – может, и нет.
Может, он бы молчал, грустно склонив мордочку, и невыплаканные слезы выжгли бы первый из взрослых шрамов на его сердце.
К югу от дома Муми-троллей образовалась небольшая площадка, мало засыпанная снегом – с севера же намело огромный сугроб. Снусмумрик не заметил серые тени, скользившие в сумерках, и, когда увидел с южной стороны костерок, сильно удивился.
Вокруг костерка сидели Волки.
Их небольшая компания привольно расположилась под защитой дома и сугроба и жарила мясо – его аппетитный дух защекотал ноздри. Рыбный суп Туу-Тикки был, по правде, не такой уж и вкусный.
– О, – сказала старшая Волчица, – десерт идет!
Волки захохотали, стуча кружками с подогретым элем так, что из них выплескивались хлопья пены, и хлопая друг друга лапами по плечам. Снусмумрик попятился.
Каждый из Волков был почти вдвое больше него самого.
– Что ты тут делаешь, голодранец? – свирепо спросила королева Волков.
– Я лучший друг Муми-тролля, – сказал Снусмумрик, пытаясь держаться уверенно, но у него не вышло ничего, кроме жалобного писка. Снусмумрик еще никогда не чувствовал себя таким маленьким и беззащитным. – И мою старшую сестру тоже удочерили, и она тут живет…
– Они любят привечать всяких голодранцев, – прорычал один из Волков.
– Даже нас, – поддержал его второй.
– Хотя тебя я бы, пожалуй, не пустил в приличный дом, – заревел от смеха третий.
– Да и твою морду там бы видеть не захотели, – ответил второй, и вся компания зашлась хохотом.
– Садись, – рыкнула Волчица. – Садись, жри и говори «спасибо». Хотя плевать, можешь не говорить. Я не люблю, когда мне в пасть пялятся голодными глазами.
– Спасибо, – прошептал Снусмумрик, послушно взяв кусочек мяса.
– Ты его напугала, мать, – заметил один из Волков.
– Мы не едим мелких голодранцев, – усмехнулась Волчица. – Сколько там мяса с такого маленького существа! Мы знаем законы охоты, – строго добавила она, сверкнув глазами. – А кто ты? Чем живешь?
– Я сочиняю песни.
Ужин у Волков был самым странным, что происходило со Снусмумриком за всю его жизнь. Обычно он везде был желанным гостем, его радостно принимали, его песнями дорожили. А для этих созданий он был никем и ничем, и никакие законы охоты не помешали бы им расправиться с ним легким движением огромной пасти. И все-таки это было здорово – запах близкой опасности кружил голову, дразнил и беспокоил.
Мясу не хватало соли, но Снусмумрик промолчал.
– Так ты скальд, – обрадовалась Волчица. – Это хорошо! Наш, знаешь ли, погиб, – пояснила она. – Он, и еще двое наших братьев спят на красном снегу. Ледяные призраки напали на них. Но им это дорого обошлось! Ты должен выслушать каждого из нас и сложить сагу о славной гибели наших братьев.
Снусмумрик подумал – и кивнул головой.
Должно быть, это и есть те самые зимние песни, о которых говорила Туу-Тикки, решил он.
…Волки рассказывали ему о битве с Ледяными призраками до утра. Снусмумрик слушал – и понимал, что зря вернулся. Ему было не место здесь, в зимнем Муми-доле, где обитали свирепые и таинственные существа. Здесь для него не нашлось бы ни хлеба, ни постели, а то, что он взял сам в доме Муми-троллей, ему не принадлежало. Но если бы он не вернулся – кто бы поймал и записал те ноты, которые приходили к нему вместе с рассказами Волков?
Утром он столкнулся с Хемулем.
– Го-го, – хохотнул он. – Да ты, никак, нашел себе какую-нибудь зимнюю милашку? Тут есть такие феечки, а в горах – еще и снежные ведьмочки, будь я кем-то вроде тебя, уж давно потерял бы голову от какой-нибудь! Но я, – тут он улыбнулся мечтательно, – другого склада Хемуль: мы, Хемули, крепко стоим на ногах, и уж если нам кто и нравится, так кто-то вроде нас самих. Верно я говорю, Саломея? – обратился он к кому-то столь миниатюрному, что Снусмумрик его даже не сразу заметил.
Саломея была еще меньше Мю. Она была очень легкой, очень хрупкой, и не похоже было, чтобы она вообще держалась на ногах – такие они у нее были крохотные. Она сделала книксен – будто цветочек кивнул головкой. Снусмумрик тоже поклонился.
– Именно, – пролепетала Саломея тоненьким голоском.
– Она отличный товарищ, – сообщил Хемуль. – И она здорова!
– Эй, – сказал Снусмумрик. – Дует ветер, Ледяные призраки становятся все сильнее и злее. Они напали на стаю волков и троих убили. Вы точно уверены, что должны уходить?
– А как же! – удивился Хемуль. – Как в таких условиях кататься?
– Тут вообще нельзя кататься. Поэтому мы пойдем в горы, – пропищала Саломея. – Там можно кататься, ничего не боясь.
– Гав, – поддержал их Юнк.
Снусмумрик выглянул в окно еще раз и покачал головой. Ледяные призраки носились на ветру. Они и правда сильно окрепли – даже по сравнению с тем днем, когда они напали на Хемуля. Теперь им уже не нужен был снег, чтобы стать видимыми – их льдистые синеватые туши утратили прозрачность. Синие глаза сверкали злобой, зубы скалились, гибкие змееподобные тела извивались, играя мускулами.
– Но как вы собираетесь выходить отсюда?
– А я уже не посажу ее на плечо, – невозмутимо сказал Хемуль. – Пусть сидит за пазухой, она все равно почти ничего не весит. На плечо я посажу Юнка, он умеет крепко держаться. И мы как понесемся на лыжах! У-ух! Го-го! Такие случаи только скрепляют дружбу, а после них есть что вспомнить! Да и потом, скучно жить, вовсе не подвергаясь опасности!
– А друзья?
– Я же сказал, им ничего не будет угрожать.
– А что они ищут? – перебила Саломея.
Ее голосок был столь тихим, что ей пришлось повторить сказанное дважды.
– А кто их знает, – сказал Хемуль, – еду, наверное. Но это что, наше дело? Наше дело – здоровый образ жизни, го-го!
Но он уже не выглядел настолько уверенным. Ледяные призраки метались вокруг Муми-дома, словно действительно что-то вынюхивая, и то и дело зависали над одним и тем же местом. Если бы они искали еду, то наверняка попытались бы еще раз напасть на Волков – ведь они все еще сидели под стеной Муми-дома.
– Почему они вьются именно вокруг Муми-дома? – спросил Снусмумрик. – Что им тут нужно? Могли бы полететь к домам, где не спят – я знаю, что такие есть…
– Да уж, – помрачнев, ответил Хемуль. Он-то сразу подумал о хемулиной родне – ведь они не ложатся в спячку!
И тут к дому приблизилась Морра.
Она еще выросла и почти закрывала небо. Все это время она бродила на горизонте, как оживший сугроб, темная и бесконечно одинокая, иногда жалобно завывая в поисках тепла, но сейчас вдруг решила поискать немного света во дворе Муми-троллей. Не обращая на Ледяных призраков никакого внимания, она направилась на южную сторону дома – еще бы, Волки не загасили костерок, на который можно усесться! Ледяные призраки зависли над ней, а потом поплыли следом.
– Вот, – удовлетворенно заявил Хемуль. – Они ушли. Можно и нам топать. Пока, старина, – он похлопал Снусмумрика по плечу. – Передай привет фру Туу-Тикки и фру Муми, когда она проснется!
Он взвалил на плечо Юнка, запустил Саломею себе за пазуху, вскочил на лыжи и помчался по снегу, вздымая целые фонтаны из сухих рыхлых снежинок.
С другой стороны послышалось рычание Волков, рассерженных на Морру, и ее недовольное гудение, а потом – вой и визг.
Целая стая огромных Ледяных призраков вылетела из-за дома и помчалась, пикируя на Хемуля. Тот несся, крича «Го-го! Нас не поймать!» и выписывая сложные фигуры на снегу, но Ледяные призраки настигали его. Расстояние между ними быстро сокращалось.
А за Ледяными призраками неслись, стелясь над снегом, Волки, одержимые жаждой мести за погибших братьев.
Снусмумрик затаил дыхание, не в силах пошевелиться. Он уже начал понимать, что делают Ледяные призраки: заманивают и загоняют Хемуля обратно к Муми-дому. Здесь им легче было его поймать, чем на открытом пространстве. Преследователей они, видимо, не замечали.
– Ты взял, – захлебывались они ледяными скрежещущими голосами. – Похитил! Отнял! Наше! Ты похитил наше!
Их голоса не звучали в ушах, как любые другие, – они шелестели по краю сознания, как сухая морозная поземка, они поскрипывали прямо по сердцу, как не слипающиеся от холода твердые крупинки снега, они осыпались и холодили грудь, и Снусмумрику казалось, что очень скоро они заморозят всю душу и превратят его в очередного Ледяного призрака.
– Стойте! Не трогайте его! – послышался голосок.
Туу-Тикки с горящей головней выбежала на снег.
– Хемуль! – закричала она. – Иди скорее сюда!
Но самый большой и страшный Ледяной призрак скользнул и отрезал Хемулю путь в купальню.
Снусмумрик подхватился и сбежал вниз, кляня себя за оцепенение – теперь он понял, что то была трусость.
– Сюда! – крикнул он, распахивая дверь.
Хемуль бросился в дом.
Ледяные призраки взревели за дверью. В их беззвучном реве – шелесте поземки и скрипе снега – слышалось: «Мы тебя найдем, мы свое заберем, а тебя в снежный ком превратим, будешь недвижим до скончанья зим!» Но еще громче и яростнее взревели Волки.
Теперь они уже не смеялись и не обменивались грубоватыми шутками.
– Заходи с фланга, – командовала Волчица. – Построение клином! Загонщики, вперед!
– Отомстим за братьев!
– Бей Ледяных!
– Отдайте наше, – завывали в ответ Ледяные призраки, – отдайте, отдайте, отдайте…
Снусмумрик сжался, понимая, что должен выйти и сказать Туу-Тикки то, что он понял. А понял он, что Ледяные призраки ищут яйцо, которое треснуло в коробке.
Может быть, это было яйцо Ледяного призрака. Неудивительно, что детеныш умер, – ведь они не выносят тепла!
Но Туу-Тикки и сама выбежала из купальни, страшно взволнованная.
– Снусмумрик! Снусмумрик! – кричала она. – Он не умер! Птенец не умер! Он… он…
И купальня внезапно начала разваливаться.
С шорохом и визгом выбежал кто-то непонятный – тот, кто живет под кухонным столиком, вспомнил Снусмумрик. С писком выпорхнули мышки-невидимки, от волнения став видимыми, – и Снусмумрик увидел, что это не мышки и не землеройки, а настоящие летучие мыши с дрожащими перепончатыми крыльями. Вылетели красные и зеленые стекла из окон, сдвинулась и покатилась в снег восьмиугольная остроконечная крыша, плита перевернулась, а суп, варившийся на плите, с шипением выплеснулся в снег. Одежда, табуретки, вязание, книжки, посуда – все разлетелось в стороны, а из-под хлама и рухляди вставало огромное серебристое чешуйчатое тело, разворачивая гигантские крылья – почти такие же, как у мышек-невидимок, только больше, больше, в тысячу раз больше.
Шипастая голова на длинной шее, покачиваясь, наклонилась к Туу-Тикки.
– Мамаша? – прошипел необыкновенно низкий, но дружелюбный голос.
Снусмумрик уже понадеялся, что Ледяные призраки искали своего короля или королеву в лице – вернее, морде этого создания, и теперь, возликовав, оставят всех в покое.
Но Ледяные призраки вовсе не обрадовались при виде «птенца». Наоборот, они ринулись на него, пытаясь вгрызться в крылья и колоссальное тело. Существо стряхнуло их – раз, другой…
Ледяные призраки взлетели, построились клином и спикировали на него.
Существо секунду растерянно смотрело на них – а потом неожиданно, словно сообразив, что делать, раскрыло пасть и выпустило длинную струю серебристого пламени.
– Дракон! Смотрите, это же дракон! – кричала Туу-Тикки.
Дракон взмахнул крыльями – и взлетел.
Полыхнуло серебристое пламя, метнулся, хлеща по ледяным телам, мускулистый хвост – и спустя несколько секунд все было кончено. Последний Ледяной призрак осыпался в снег осколками льда.
– Противные ледышки, – заметил Дракон, опускаясь на землю.
– Кто ты? – пропищала Саломея. Как всегда, ее несколько раз переспросили, но Волки и Дракон оказались более чуткими. Волки согласно зарычали.
– Дракон. Но я еще маленький, – признался Дракон. – Мне нужно кое-что вспомнить. Мы помним все, что случилось в нашем роду, но кое-что надо уложить в голове. Так… эти злые ледышки – они едят наши яйца. Считают, что если они съедят яйцо дракона, то станут непобедимы и больше не допустят ни тепла, ни солнца. На всей земле воцарится мороз!
– Гав! – не стерпел Юнк.
– Это неправда, – смущенно пояснил Дракон, – но ледышки не просто злые, они еще и глупые. Ничему не учатся. Мои родители хотели меня тут спрятать, чтобы ледышки не украли яйцо… Хорошо, что крестная меня нашла!
– Крестная? – Повторила Туу-Тикки.
– Го-го, не так уж плохо – стать крестной мамой дракона! – расхохотался Хемуль.
– А где ты будешь жить, малец? – спросила Волчица. – Своего дома у тебя нет, так ты еще и чужой развалил…
– Извините, – Дракон совсем засмущался. – Мы живем в Неприступных горах, на самых вершинах. А за дом…
– Ничего страшного, – перебила Туу-Тикки. – Весной мы вместе с Муми-семейством выстроим новый.
– Вот, – Дракон выдернул у себя огромную сверкающую чешуйку. Она оказалась необычно тяжелой и прозрачной, и когда Туу-Тикки взяла ее в руки, оказалось, что это настоящий алмаз. – На память.
– Так мы увидимся, – обрадовался Хемуль. – Я как раз еду кататься в Неприступные горы!
– Давай подвезу, – предложил Дракон и вытянул крыло, чтобы Хемуль мог взобраться к нему на спину. – Держитесь крепче!
– Прощайте, друзья!
– До свидания!
– Гав!
Все перебрались в Муми-дом, где Волки тут же принялись греть и пить эль, хохоча и перебрасываясь шутками, мышки снова стали невидимыми, а Туу-Тикки раздобыла из подвалов Муми-троллей моченые яблоки, соленые огурцы, солонину и что-то еще, из чего затеяла готовку. Снусмумрик ушел наверх.
Он засвистел что-то под нос – рассеянно и грустно. Потом наиграл на гармошке коротенький отрывок. И еще один. И еще. Новые мелодии были очень не похожи на его прежние песни – теперь это была настоящая зимняя песня о Волках и Ледяных призраках, о битвах и опасности, о красных пятнах на белом снегу, верности и дружбе. Тогда Снусмумрик спустился вниз и проиграл все, что сочинил, Волкам.
– Отличная сага! – одобрили они, стуча лапами по полу. – Давай к нам в стаю, будешь скальдом!
– Это было бы здорово, – сказал Снусмумрик, польщенный и смущенный. – Но я маленький и слабый, я буду мешать вам на охоте. И потом, у меня есть друг.
– Ты даже не вспомнил о нем, – возмутилась Волчица.
– Ты не сложил о нем сагу, – добавил один из ее братьев.
– И не совершал подвиги вместе с ним, – сказал второй.
– Друг – это когда смешали кровь, – указал третий.
– У нас это все еще впереди, – заявил Снусмумрик.
Он снова вернулся к письму.
«Привет, – написал он. – Не волнуйся и не грусти. Мне очень много нужно тебе рассказать. Я вернусь в первый день весны. Жди меня! Будем вместе строить новый домик для Туу-Тикки!»
Автор: Санди для WTF Moomins 2020
Размер: миди, 4 580 слов
Пейринг/Персонажи: Снусмумрик, Туу-Тикки, Хемуль, Юнк, Саломея, зимние НЕХи
Категория: джен
Жанр: приключения
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: иногда зимой происходят опасные, невероятные и странные события
читать дальше– Забыл, – пробормотал Снусмумрик и зябко поежился.
В этом году осень спустилась на Муми-дол раньше времени. В день, когда в прошлом году еще пробивалось высокое и бледное солнце, в этом небо уже заволоклось обложными снеговыми тучами. В прошлые годы под облаками еще клубились птицы, выстраивая причудливые изменчивые фигуры, – в этом они уже давно улетели, прощально крича что-то о спешке и тревоге. Снусмумрик хотел найти свежий желтый кленовый листик, чтобы вспомнить пару недавно пришедших нот при виде его острых кончиков, – но под ногами громоздились кучи жухлых и сухих листьев, опавших еще две недели назад.
И хотя он всегда уходил из Муми-дола в одно и то же время, в этот раз понимал, что непозволительно засиделся у Муми-троллей в саду. Может быть, поэтому он забыл опустить письмо в дупло. Собственно, забыл не в первый раз, и к тому же все письма Снусмумрика были одинаковы: «С первым весенним днем я вернусь к тебе. Будем вместе строить запруду».
Этой весной они тоже строили запруду. Раньше это всегда была игра, веселая и увлекательная. Сейчас Снусмумрик задумался, а так ли уж нужно ее строить, эту запруду.
Видно было, что Муми-тролль какой-то задумчивый. Может быть, запруда превратилась у него в ритуал, в то, что он всегда делает весной со Снусмумриком? Или он вообще согласился ее строить, только чтобы доставить ему удовольствие? Муми-тролль любит доставлять своим друзьям удовольствие. Главное, не дать ему понять, что и удовольствия-то нет…
«Ой-ой, – подумал Снусмумрик. Говорить вслух было холодно: клубы пара вырывались изо рта, и вместе с ним выходило тепло Муми-дола. – Он такой чувствительный, этот тролль. Я даже не представляю, что он опять почувствует, не найдя моего письма!»
И хотя Снусмумрик сразу же выбросил Муми-тролля из головы, а ветер подгонял его резкими порывами, он остановился на первом же перекрестке, потоптался немного и направился обратно.
Смеркалось – темнело рано. В этом году темнело очень рано, будто тьма ожила и решила потребовать то, что отобрало у нее солнце весной.
Уже почти в кромешной тьме Снусмумрик вошел в сад. Ветер перебирал листья, скрюченные и темные; они шуршали, переползая с места на место. Муми-мама перед тем, как залечь в спячку, укрыла грудами листьев клумбы с розами, и в темноте эти холмики казались спящими чудовищами. Муми-дом притих, ссутулился под осенним холодом, но в саду мерцал огонек. Снусмумрик направился туда; свет горел в купальне.
Это была хорошенькая купальня, выстроенная в виде восьмиугольного домика, с простенькими витражами из красных и зеленых стекол в окнах. Как все, что делали Муми-тролли, она была прочной и надежной. У Снусмумрика мелькнула сумасшедшая мысль, что какое-то существо – из тех, что оживают лишь с холодами – зашло в эту купальню и собирается понырять в ночном ветре. Но он увидел всего лишь Туу-Тикки. Она, как обычно, что-то напевала под нос, хлопоча в купальне, и ее темный силуэт двигался в красных и зеленых светящихся многоугольничках освещенного окна.
Снусмумрик отвернулся.
Он хотел расставить палатку в саду, но раздумал и направился в дом.
Непривычная тишина навалилась на него, словно большой ком ваты. Она была сырой и мертвой, эта тишина, очень неприятной. Люстру под потолком укрывал белый чехол, мебель была накрыта покрывалами от пыли. Снусмумрик поежился, сбросил рюкзак и уселся за стол.
Зажег керосиновую лампу.
Он достал листок бумаги и задумался. «Строить запруду»? Что за чушь.
В это лето Муми-тролль был уже ростом почти с Муми-папу и выглядел непривычно серьезным. Он меньше веселился, орал и затевал развлечения, больше сидел под деревьями и о чем-то думал – конечно, если не надо было ничего делать. И делал он тоже куда больше, чем раньше. По правде говоря, раньше он в основном развлекался.
Внезапно в дверь постучали.
– Вот оно как, – сказала Туу-Тикки. – А я-то думала, что это опять Муми-тролли проснулись.
– Я вспомнил, что не написал очень важное письмо, – сказал Снусмумрик.
– А, понятно. Тогда пиши, – Туу-Тикки вышла из дому, и тотчас послышался ее удивленный вскрик. Снусмумрик оторвался от письма – хотя он не написал еще ни слова – и выглянул в окно.
Прямо перед ним торчала Морра. Ее круглые глаза ничего не выражали, а на лице оседал иней. Она сидела под окном, видимо, пытаясь получить хоть немного света, и закрывала обзор; Снусмумрик отпрянул, решив, что Туу-Тикки испугалась Морры, и снова сел за стол.
Потом он встал.
Вышел на кухню – там оставались хлебцы в накрытой корзинке, кольцо вяленой колбасы и немного варенья на донышке банки, нашел пачку чаю и поужинал. Все равно к пробуждению Муми-троллей вся еда бы зачерствела и припала пылью.
Надо было сосредоточиться на письме, но Снусмумрик вместо этого достал гармошку. Она согрелась, и застывшие в ней нотки сразу вылетели и зазвенели. Однако в мелодию они складываться почему-то тоже не спешили. «Не везет, – решил Снусмумрик. – Видно, все замерзло. Завтра отогреется…»
Утром он съел остатки вчерашней еды и выглянул во двор.
Белые мухи кружились в темном, сумеречном воздухе. Еще не рассвело, и стало ясно, что уже и не рассветет по-настоящему до самой весны. Снег, падая на землю и дорожки, таял, но на верхушках лиственных куч он держался белыми холмиками.
Туу-Тикки, неся в лапках ведро и удочку, кивнула ему.
– Вчера я кое-что нашла, – сказала она, поравнявшись со Снусмумриком. – Не знаю, к чему это. Оно не зимнее. К зимним существам лезть не стоит – они не хотят знакомиться, значит, и не надо. Но оно и не летнее.
Снусмумрик кивнул.
– Мое письмо, – сказал он. – Я его еще не написал.
– Может быть, – глубокомысленно отозвалась Туу-Тикки, – оно тоже не зимнее.
Она пошла в купальню, и в ведре у нее плескалась рыба.
Снусмумрик отложил карандаш и снова взял гармошку.
– Туу-Тикки, – вдруг окликнул он. – А что ты нашла?
Вдруг это музыка, мелькнуло у него в голове. Музыка – она тоже летняя, если разобраться. Или так: не летняя и не зимняя.
Держа в лапе гармошку, он пошел за Туу-Тикки. Однако в купальне никакой музыки не было.
Бутерброд, намазанный маслом, пролетел и лег на блюдечко, а блюдечко подплыло по воздуху к Снусмумрику. За ним подплыла чашка чаю.
– Это мои невидимые мышки-землеройки, – пояснила Туу-Тикки.
– Это разные животные, – заметил Снусмумрик. – Они мышки или землеройки? Ты у них не спрашивала? По-моему, это важно.
– Нет, – Туу-Тикки пожала плечами. – Если они не говорят, значит, не важно. У них тоже должны быть маленькие тайны.
Она подняла картонную шкатулку – из тех, что дарят девочкам на Рождество, разрисованную розочками – и показала ему.
– А вот это подкатилось мне к самым ногам.
Снусмумрик посмотрел.
– Что это? Камень?
– Нет. Там, внутри, что-то стучит. Я думаю, это сердце.
– Сердце зимы?
– Нет. Еще не зима. Еще осень.
– Это больше похоже на яйцо, – заметил Снусмумрик.
– Пожалуй, ты прав, – ответила Туу-Тикки. – Поэтому я решила его положить вот сюда, – она кивнула на шкаф. – Раньше там жил предок Муми-тролля, но Муми-тролль его выпустил. Теперь там будет жить яйцо. Посмотрим, что за птица из него вылупится.
Они устроили шкатулку в шкафу, закутав ее старыми купальными халатами Муми-троллей, а потом Туу-Тикки предложила перекусить свежим рыбным супом.
Часы показывали сначала вечер, а потом ночь – к ночи сумерки и впрямь стали непроглядными, и в этой тьме повалил снег. Сперва он, как и утром, не держался, но очень скоро белые хлопья приморозили землю, и к полуночи уже укрыли ее плотным белым одеялом. Наутро Снусмумрик обнаружил себя внутри сплошного сугроба.
«Не стоило мне возвращаться, – подумал он. – Теперь я отсюда не выберусь, а письмо так и не написал».
Но тут же он поймал себя на том, что впервые решил написать что-то важное не музыкой. Ради этого можно было рискнуть.
Туу-Тикки возилась в саду. Вокруг купальни уже выстроился целый ряд снежных зайцев, а рядом – небольшой снежный домик.
Снусмумрик нашел в сундуках Муми-троллей теплую одежду, выбрался из дому, с трудом открыв дверь, в леске за домом набрал хворосту – он пропитался снегом и поначалу не хотел разгораться, но в конце концов запыхтел, и веселое пламя начало наполнять дом теплом. Правда, очень медленно.
– Северный ветер, – озабоченно сказала Туу-Тикки, выглянув из купальни. – Он никогда не приходил так рано. И снега раньше в это время еще не было.
Она поставила свечу в снежный домик – оказалось, что это фонарь. Некоторое время фонарь озарял сад мягким таинственным светом. А потом пришла Морра и уселась на него, так что от фонаря остался один липкий снег кучкой.
Ветер дул и дул, становясь все свирепее и свирепее. Новый снег, пришедший вместе с ним, уже не был липким – он был мелким, сухим и колючим. В полумраке его вихри казались похожими на огромных летающих змей с оскаленными прозрачными пастями, готовых проглотить все живое. То были стаи Ледяных призраков – грозных хищников зимы. Туу-Тикки знала, что бывают зимние существа и побольше, не говоря уж о том, что они еще опаснее, но в Муми-дол эти другие почти никогда не являлись.
Сегодня Снусмумрик тоже не написал письмо. А ноты в его гармошке так испугались, что забились куда-то в ее глубь.
– Интересно, – сказал он, – а Ледяные призраки не могут как-то повредить Морре?
– Не знаю, – ответила Туу-Тикки. – Она, знаешь ли, не рассказывает, кто и чем может ей повредить.
Внезапно в завывания ветра и треск ветвей вплелся еще какой-то звук.
Кто-то трубил в рог.
Туу-Тикки слегка напряглась. На вершине холма что-то темнело, и это что-то ринулось с невероятной скоростью вниз, а за ним покатился небольшой шарик. Но это были не существа зимы, а всего лишь Хемуль на лыжах и в теплом лыжном костюме, сплошь облепленном снегом, и песик в комбинезоне, которого с трудом можно было опознать под снежными комьями.
– Привет, – отдуваясь, рявкнул Хемуль. – Го-го-го, вот и я! Как поживает прелестная фру Муми? Она была в моем сердце! Ах, какие горы, какие трассы там по уровню сложности! А по чистоте! Жаль, что она со мной не поехала!
– Чаю? – предложила Туу-Тикки.
Снусмумрик подумал, что она, должно быть, недолюбливает Хемуля. Но и не гонит – ведь он друг Муми-мамы.
– Не-не-не, никакого чаю! Вот он, – Хемуль указал на песика, – пусть остается. Юнк, – рыкнул он, – иди, пусть фру Туу-Тикки даст тебе горяченького! Моя подружка, Саломея, куда-то подевалась, – пояснил он. – Ее снесло ветром, когда я катался с ней на плече. Готовьтесь поить ее чаем, когда она найдется!
– Погодите, – сказала Туу-Тикки. – Вы что же, не видите Ледяных призраков?
– Го-го, конечно, вижу! Если бы не они, я бы сейчас тоже принялся за чай и кое-чего посытнее, жрать хочу – не могу! Но если я сейчас не найду мою подружку, – Хемуль вдруг прекратил посмеиваться, – они же ее съедят. Они тоже хотят жрать, а Саломея им на один зубок.
Юнк заскулил.
– Сидеть, я сказал, – добродушно буркнул Хемуль, оттолкнулся палкой и заскользил на лыжах дальше.
Туу-Тикки пригорюнилась, а невидимые летучие мышки-землеройки вынесли Юнку миску горячего рыбного супу.
Хемуль уносился на лыжах вдаль, подгоняемый ветром, и звук его рога летел вперед, почти не оставаясь в Муми-доле, но гармошка Снусмумрика так и не ожила. Ни одной нотки, ни одного звука не смог добыть из нее Снусмумрик, как будто музыка в нем умерла до весны.
На белом листке по-прежнему не появлялось ни строчки.
Внезапно послышался отчаянный лай песика Юнка. Он удалялся, словно песик куда-то бежал. Снусмумрик тоже вышел – и тоже побежал за Юнком, удивляясь самому себе, а за ними бежала Туу-Тикки, держа в лапах пучки хвороста и огниво.
Там, в холмах, был Хемуль.
За пазухой у него немного топорщилось, а сам он порывался идти вперед, к Муми-дому, но ему этого не давали. Стремительные Ледяные призраки вились вокруг него, то и дело пикируя сверху; Хемуль яростно отбивался лыжными палками, и даже пару раз сбил призраков на землю – они падали, рассыпаясь мелкими блестящими льдинками, но остальные продолжали атаку. Юнк бросился к нему на помощь, но безрезультатно – наоборот, один из призраков схватил его за шиворот и начал трепать.
– Стой, – задыхаясь, крикнула Туу-Тикки.
Она подожгла пучки хвороста, и один дала Снусмумрику. С полыхающим хворостом они ринулись на Ледяных призраков, крича и топая лапами.
Огонь был единственным, чего боялись существа из снега и льда. Ледяные призраки попятились.
– Бежим! – закричала Туу-Тикки. – Они сейчас вернутся.
Хемуль схватил Юнка, забросил его на плечо, и они понеслись к дому. Хемуль на лыжах двигался куда быстрее, чем Снусмумрик и Туу-Тикки, увязавшие в снегу, но факелы в лапах хранили их надежно.
От Ледяных призраков – да, но не от Морры. Ее громада, темная и мертвенная, надвинулась на них. Туу-Тикки бросила факел, и Снусмумрик тоже, – Морра, сразу потеряв к ним интерес, уселась на горящий хворост, и тот с шипением погас.
Стало тихо. И в этой тишине Снусмумрик услышал, как шелестит ветер – сухим ледяным шуршанием очень холодной поземки.
Хемуль расположился в доме Муми-троллей и болтал без умолку.
– Го-го, – разносился его смешок по комнатам. – Они дрыхнут, ну ты подумай! Я-то думал, фру Муми излечилась от этой глупости! Вот ведь у некоторых привычка лениться, подумать только! Из-за этого они вечно пропускают все самое интересное!
Хемуль ввалился в комнату, где сидел, мусоля карандаш, Снусмумрик, и хлопнул его ручищей по плечу.
– Я так думаю, главное – свежий воздух! Встать пораньше, и вперед, вверх, на просторы!
– Точно, – сказал Снусмумрик и опустил голову прямо на лист бумаги.
– Я думал, мы немного покатаемся, возьмем фру Муми и махнем в горы! Эх, какие же там трассы! А летом – взять снарягу и подняться на главный пик! Представляешь, подниматься вчетвером, оставить записку и вернуться героями! А она спит, надо же, – Хемуль покачал огромной головой. – И я бы, знаешь, поехал в горы и без нее. Но такая незадача – куда Саломее сейчас в горы? Она же простудилась, ну, эти мне хрупкие барышни – чихает и кашляет без передышки!
Снусмумрик вспомнил, что Хемуль сражался с Ледяными призраками именно из-за какой-то своей подружки, но он тогда так и не спросил, нашлась ли она, и даже не сразу вспомнил, что ее зовут Саломея.
– А что это ты пишешь? – Хемуль с любопытством сунулся мордочкой в бумагу.
На бумаге не было ни слова, ни единого слова.
– Письмо другу, – неохотно признался Снусмумрик.
– Э, никогда не писал писем, – Хемуль махнул лапой. – Да и дружба, она не в словах, а в делах.
«Ты просто никогда не дружил с чувствительными троллями», – подумал Снусмумрик.
За болтовней Хемуля было невозможно что-то написать, как и сочинить. Поэтому Снусмумрик выбрался из дома и поплелся гулять.
На нем была теплая парка, сапожки и шерстяные брюки, однако непривычный холод пробирал его до костей. Снусмумрик втянул лапы в рукава, надвинул капюшон на самый нос – ничего не помогало. Стоило ему провести несколько минут на ветру, как он весь продрог.
– Эй, смотри-ка! – воскликнула Туу-Тикки, завидев его. – Яйцо дало трещину!
Снусмумрик уже забыл про яйцо.
– Мне не удается написать песню, – угрюмо произнес он.
– Тебе удастся что-то другое, – нетерпеливо отозвалась Туу-Тикки. – Скоро зима, зимой рождаются совсем другие песни. Вот послушай, – и она засвистела что-то меланхолическое.
Яйцо, все еще лежавшее в коробке, действительно треснуло, но непохоже было, чтобы из него собирался вылезти птенец. Оно лежало тихо-тихо, и Туу-Тикки грустно заметила:
– Должно быть, птенец внутри умер, оттого оно и треснуло.
– Надо его похоронить, – предложил Снусмумрик. – Давай зароем его в снегу.
– Ты говоришь как Муми-тролль, – ответила Туу-Тикки. – Мои мышки думают, что его надо подержать здесь еще немного, может быть, птенец все-таки жив.
– Муми-тролль бы не поверил, что птенец умер, – не согласился Снусмумрик.
– Да ну? В то, что бельчонок с пушистым хвостиком умер от поцелуя Ледяной Девы, он почему-то поверил, – Туу-Тикки пожала плечами.
Снусмумрик подумал, что ни разу не видел, как кто-то умирает в присутствии Муми-тролля, и не знает, что бы тот сказал. Наверное, заплакал бы. Старый, прежний точно бы заплакал, но тот, которого он узнал только этим летом, – может, и нет.
Может, он бы молчал, грустно склонив мордочку, и невыплаканные слезы выжгли бы первый из взрослых шрамов на его сердце.
К югу от дома Муми-троллей образовалась небольшая площадка, мало засыпанная снегом – с севера же намело огромный сугроб. Снусмумрик не заметил серые тени, скользившие в сумерках, и, когда увидел с южной стороны костерок, сильно удивился.
Вокруг костерка сидели Волки.
Их небольшая компания привольно расположилась под защитой дома и сугроба и жарила мясо – его аппетитный дух защекотал ноздри. Рыбный суп Туу-Тикки был, по правде, не такой уж и вкусный.
– О, – сказала старшая Волчица, – десерт идет!
Волки захохотали, стуча кружками с подогретым элем так, что из них выплескивались хлопья пены, и хлопая друг друга лапами по плечам. Снусмумрик попятился.
Каждый из Волков был почти вдвое больше него самого.
– Что ты тут делаешь, голодранец? – свирепо спросила королева Волков.
– Я лучший друг Муми-тролля, – сказал Снусмумрик, пытаясь держаться уверенно, но у него не вышло ничего, кроме жалобного писка. Снусмумрик еще никогда не чувствовал себя таким маленьким и беззащитным. – И мою старшую сестру тоже удочерили, и она тут живет…
– Они любят привечать всяких голодранцев, – прорычал один из Волков.
– Даже нас, – поддержал его второй.
– Хотя тебя я бы, пожалуй, не пустил в приличный дом, – заревел от смеха третий.
– Да и твою морду там бы видеть не захотели, – ответил второй, и вся компания зашлась хохотом.
– Садись, – рыкнула Волчица. – Садись, жри и говори «спасибо». Хотя плевать, можешь не говорить. Я не люблю, когда мне в пасть пялятся голодными глазами.
– Спасибо, – прошептал Снусмумрик, послушно взяв кусочек мяса.
– Ты его напугала, мать, – заметил один из Волков.
– Мы не едим мелких голодранцев, – усмехнулась Волчица. – Сколько там мяса с такого маленького существа! Мы знаем законы охоты, – строго добавила она, сверкнув глазами. – А кто ты? Чем живешь?
– Я сочиняю песни.
Ужин у Волков был самым странным, что происходило со Снусмумриком за всю его жизнь. Обычно он везде был желанным гостем, его радостно принимали, его песнями дорожили. А для этих созданий он был никем и ничем, и никакие законы охоты не помешали бы им расправиться с ним легким движением огромной пасти. И все-таки это было здорово – запах близкой опасности кружил голову, дразнил и беспокоил.
Мясу не хватало соли, но Снусмумрик промолчал.
– Так ты скальд, – обрадовалась Волчица. – Это хорошо! Наш, знаешь ли, погиб, – пояснила она. – Он, и еще двое наших братьев спят на красном снегу. Ледяные призраки напали на них. Но им это дорого обошлось! Ты должен выслушать каждого из нас и сложить сагу о славной гибели наших братьев.
Снусмумрик подумал – и кивнул головой.
Должно быть, это и есть те самые зимние песни, о которых говорила Туу-Тикки, решил он.
…Волки рассказывали ему о битве с Ледяными призраками до утра. Снусмумрик слушал – и понимал, что зря вернулся. Ему было не место здесь, в зимнем Муми-доле, где обитали свирепые и таинственные существа. Здесь для него не нашлось бы ни хлеба, ни постели, а то, что он взял сам в доме Муми-троллей, ему не принадлежало. Но если бы он не вернулся – кто бы поймал и записал те ноты, которые приходили к нему вместе с рассказами Волков?
Утром он столкнулся с Хемулем.
– Го-го, – хохотнул он. – Да ты, никак, нашел себе какую-нибудь зимнюю милашку? Тут есть такие феечки, а в горах – еще и снежные ведьмочки, будь я кем-то вроде тебя, уж давно потерял бы голову от какой-нибудь! Но я, – тут он улыбнулся мечтательно, – другого склада Хемуль: мы, Хемули, крепко стоим на ногах, и уж если нам кто и нравится, так кто-то вроде нас самих. Верно я говорю, Саломея? – обратился он к кому-то столь миниатюрному, что Снусмумрик его даже не сразу заметил.
Саломея была еще меньше Мю. Она была очень легкой, очень хрупкой, и не похоже было, чтобы она вообще держалась на ногах – такие они у нее были крохотные. Она сделала книксен – будто цветочек кивнул головкой. Снусмумрик тоже поклонился.
– Именно, – пролепетала Саломея тоненьким голоском.
– Она отличный товарищ, – сообщил Хемуль. – И она здорова!
– Эй, – сказал Снусмумрик. – Дует ветер, Ледяные призраки становятся все сильнее и злее. Они напали на стаю волков и троих убили. Вы точно уверены, что должны уходить?
– А как же! – удивился Хемуль. – Как в таких условиях кататься?
– Тут вообще нельзя кататься. Поэтому мы пойдем в горы, – пропищала Саломея. – Там можно кататься, ничего не боясь.
– Гав, – поддержал их Юнк.
Снусмумрик выглянул в окно еще раз и покачал головой. Ледяные призраки носились на ветру. Они и правда сильно окрепли – даже по сравнению с тем днем, когда они напали на Хемуля. Теперь им уже не нужен был снег, чтобы стать видимыми – их льдистые синеватые туши утратили прозрачность. Синие глаза сверкали злобой, зубы скалились, гибкие змееподобные тела извивались, играя мускулами.
– Но как вы собираетесь выходить отсюда?
– А я уже не посажу ее на плечо, – невозмутимо сказал Хемуль. – Пусть сидит за пазухой, она все равно почти ничего не весит. На плечо я посажу Юнка, он умеет крепко держаться. И мы как понесемся на лыжах! У-ух! Го-го! Такие случаи только скрепляют дружбу, а после них есть что вспомнить! Да и потом, скучно жить, вовсе не подвергаясь опасности!
– А друзья?
– Я же сказал, им ничего не будет угрожать.
– А что они ищут? – перебила Саломея.
Ее голосок был столь тихим, что ей пришлось повторить сказанное дважды.
– А кто их знает, – сказал Хемуль, – еду, наверное. Но это что, наше дело? Наше дело – здоровый образ жизни, го-го!
Но он уже не выглядел настолько уверенным. Ледяные призраки метались вокруг Муми-дома, словно действительно что-то вынюхивая, и то и дело зависали над одним и тем же местом. Если бы они искали еду, то наверняка попытались бы еще раз напасть на Волков – ведь они все еще сидели под стеной Муми-дома.
– Почему они вьются именно вокруг Муми-дома? – спросил Снусмумрик. – Что им тут нужно? Могли бы полететь к домам, где не спят – я знаю, что такие есть…
– Да уж, – помрачнев, ответил Хемуль. Он-то сразу подумал о хемулиной родне – ведь они не ложатся в спячку!
И тут к дому приблизилась Морра.
Она еще выросла и почти закрывала небо. Все это время она бродила на горизонте, как оживший сугроб, темная и бесконечно одинокая, иногда жалобно завывая в поисках тепла, но сейчас вдруг решила поискать немного света во дворе Муми-троллей. Не обращая на Ледяных призраков никакого внимания, она направилась на южную сторону дома – еще бы, Волки не загасили костерок, на который можно усесться! Ледяные призраки зависли над ней, а потом поплыли следом.
– Вот, – удовлетворенно заявил Хемуль. – Они ушли. Можно и нам топать. Пока, старина, – он похлопал Снусмумрика по плечу. – Передай привет фру Туу-Тикки и фру Муми, когда она проснется!
Он взвалил на плечо Юнка, запустил Саломею себе за пазуху, вскочил на лыжи и помчался по снегу, вздымая целые фонтаны из сухих рыхлых снежинок.
С другой стороны послышалось рычание Волков, рассерженных на Морру, и ее недовольное гудение, а потом – вой и визг.
Целая стая огромных Ледяных призраков вылетела из-за дома и помчалась, пикируя на Хемуля. Тот несся, крича «Го-го! Нас не поймать!» и выписывая сложные фигуры на снегу, но Ледяные призраки настигали его. Расстояние между ними быстро сокращалось.
А за Ледяными призраками неслись, стелясь над снегом, Волки, одержимые жаждой мести за погибших братьев.
Снусмумрик затаил дыхание, не в силах пошевелиться. Он уже начал понимать, что делают Ледяные призраки: заманивают и загоняют Хемуля обратно к Муми-дому. Здесь им легче было его поймать, чем на открытом пространстве. Преследователей они, видимо, не замечали.
– Ты взял, – захлебывались они ледяными скрежещущими голосами. – Похитил! Отнял! Наше! Ты похитил наше!
Их голоса не звучали в ушах, как любые другие, – они шелестели по краю сознания, как сухая морозная поземка, они поскрипывали прямо по сердцу, как не слипающиеся от холода твердые крупинки снега, они осыпались и холодили грудь, и Снусмумрику казалось, что очень скоро они заморозят всю душу и превратят его в очередного Ледяного призрака.
– Стойте! Не трогайте его! – послышался голосок.
Туу-Тикки с горящей головней выбежала на снег.
– Хемуль! – закричала она. – Иди скорее сюда!
Но самый большой и страшный Ледяной призрак скользнул и отрезал Хемулю путь в купальню.
Снусмумрик подхватился и сбежал вниз, кляня себя за оцепенение – теперь он понял, что то была трусость.
– Сюда! – крикнул он, распахивая дверь.
Хемуль бросился в дом.
Ледяные призраки взревели за дверью. В их беззвучном реве – шелесте поземки и скрипе снега – слышалось: «Мы тебя найдем, мы свое заберем, а тебя в снежный ком превратим, будешь недвижим до скончанья зим!» Но еще громче и яростнее взревели Волки.
Теперь они уже не смеялись и не обменивались грубоватыми шутками.
– Заходи с фланга, – командовала Волчица. – Построение клином! Загонщики, вперед!
– Отомстим за братьев!
– Бей Ледяных!
– Отдайте наше, – завывали в ответ Ледяные призраки, – отдайте, отдайте, отдайте…
Снусмумрик сжался, понимая, что должен выйти и сказать Туу-Тикки то, что он понял. А понял он, что Ледяные призраки ищут яйцо, которое треснуло в коробке.
Может быть, это было яйцо Ледяного призрака. Неудивительно, что детеныш умер, – ведь они не выносят тепла!
Но Туу-Тикки и сама выбежала из купальни, страшно взволнованная.
– Снусмумрик! Снусмумрик! – кричала она. – Он не умер! Птенец не умер! Он… он…
И купальня внезапно начала разваливаться.
С шорохом и визгом выбежал кто-то непонятный – тот, кто живет под кухонным столиком, вспомнил Снусмумрик. С писком выпорхнули мышки-невидимки, от волнения став видимыми, – и Снусмумрик увидел, что это не мышки и не землеройки, а настоящие летучие мыши с дрожащими перепончатыми крыльями. Вылетели красные и зеленые стекла из окон, сдвинулась и покатилась в снег восьмиугольная остроконечная крыша, плита перевернулась, а суп, варившийся на плите, с шипением выплеснулся в снег. Одежда, табуретки, вязание, книжки, посуда – все разлетелось в стороны, а из-под хлама и рухляди вставало огромное серебристое чешуйчатое тело, разворачивая гигантские крылья – почти такие же, как у мышек-невидимок, только больше, больше, в тысячу раз больше.
Шипастая голова на длинной шее, покачиваясь, наклонилась к Туу-Тикки.
– Мамаша? – прошипел необыкновенно низкий, но дружелюбный голос.
Снусмумрик уже понадеялся, что Ледяные призраки искали своего короля или королеву в лице – вернее, морде этого создания, и теперь, возликовав, оставят всех в покое.
Но Ледяные призраки вовсе не обрадовались при виде «птенца». Наоборот, они ринулись на него, пытаясь вгрызться в крылья и колоссальное тело. Существо стряхнуло их – раз, другой…
Ледяные призраки взлетели, построились клином и спикировали на него.
Существо секунду растерянно смотрело на них – а потом неожиданно, словно сообразив, что делать, раскрыло пасть и выпустило длинную струю серебристого пламени.
– Дракон! Смотрите, это же дракон! – кричала Туу-Тикки.
Дракон взмахнул крыльями – и взлетел.
Полыхнуло серебристое пламя, метнулся, хлеща по ледяным телам, мускулистый хвост – и спустя несколько секунд все было кончено. Последний Ледяной призрак осыпался в снег осколками льда.
– Противные ледышки, – заметил Дракон, опускаясь на землю.
– Кто ты? – пропищала Саломея. Как всегда, ее несколько раз переспросили, но Волки и Дракон оказались более чуткими. Волки согласно зарычали.
– Дракон. Но я еще маленький, – признался Дракон. – Мне нужно кое-что вспомнить. Мы помним все, что случилось в нашем роду, но кое-что надо уложить в голове. Так… эти злые ледышки – они едят наши яйца. Считают, что если они съедят яйцо дракона, то станут непобедимы и больше не допустят ни тепла, ни солнца. На всей земле воцарится мороз!
– Гав! – не стерпел Юнк.
– Это неправда, – смущенно пояснил Дракон, – но ледышки не просто злые, они еще и глупые. Ничему не учатся. Мои родители хотели меня тут спрятать, чтобы ледышки не украли яйцо… Хорошо, что крестная меня нашла!
– Крестная? – Повторила Туу-Тикки.
– Го-го, не так уж плохо – стать крестной мамой дракона! – расхохотался Хемуль.
– А где ты будешь жить, малец? – спросила Волчица. – Своего дома у тебя нет, так ты еще и чужой развалил…
– Извините, – Дракон совсем засмущался. – Мы живем в Неприступных горах, на самых вершинах. А за дом…
– Ничего страшного, – перебила Туу-Тикки. – Весной мы вместе с Муми-семейством выстроим новый.
– Вот, – Дракон выдернул у себя огромную сверкающую чешуйку. Она оказалась необычно тяжелой и прозрачной, и когда Туу-Тикки взяла ее в руки, оказалось, что это настоящий алмаз. – На память.
– Так мы увидимся, – обрадовался Хемуль. – Я как раз еду кататься в Неприступные горы!
– Давай подвезу, – предложил Дракон и вытянул крыло, чтобы Хемуль мог взобраться к нему на спину. – Держитесь крепче!
– Прощайте, друзья!
– До свидания!
– Гав!
Все перебрались в Муми-дом, где Волки тут же принялись греть и пить эль, хохоча и перебрасываясь шутками, мышки снова стали невидимыми, а Туу-Тикки раздобыла из подвалов Муми-троллей моченые яблоки, соленые огурцы, солонину и что-то еще, из чего затеяла готовку. Снусмумрик ушел наверх.
Он засвистел что-то под нос – рассеянно и грустно. Потом наиграл на гармошке коротенький отрывок. И еще один. И еще. Новые мелодии были очень не похожи на его прежние песни – теперь это была настоящая зимняя песня о Волках и Ледяных призраках, о битвах и опасности, о красных пятнах на белом снегу, верности и дружбе. Тогда Снусмумрик спустился вниз и проиграл все, что сочинил, Волкам.
– Отличная сага! – одобрили они, стуча лапами по полу. – Давай к нам в стаю, будешь скальдом!
– Это было бы здорово, – сказал Снусмумрик, польщенный и смущенный. – Но я маленький и слабый, я буду мешать вам на охоте. И потом, у меня есть друг.
– Ты даже не вспомнил о нем, – возмутилась Волчица.
– Ты не сложил о нем сагу, – добавил один из ее братьев.
– И не совершал подвиги вместе с ним, – сказал второй.
– Друг – это когда смешали кровь, – указал третий.
– У нас это все еще впереди, – заявил Снусмумрик.
Он снова вернулся к письму.
«Привет, – написал он. – Не волнуйся и не грусти. Мне очень много нужно тебе рассказать. Я вернусь в первый день весны. Жди меня! Будем вместе строить новый домик для Туу-Тикки!»
@темы: фанфики
